Сколько школ было на Окинаве.

К концу ХIХ века становиться окончательно ясно, что на Окинаве начинает формироваться вполне самостоятельная система боевых искусств. До создания крупных школ тот достаточно аморфный конгломерат, который назывался тодэ или окинава-тэ — причем назывался достаточно условно, — был практически точной копией с южных, в особенности фуцзяньских стилей ушу. Безусловно, существовали и какие-то и чисто окинавские черты, например, работа с манрики-гусари (цепь) или кама (серп), но и это достаточно спорно — упражнения с серпами и цепью в южном Китае были известны, по крайней мере, с ХVI века, а остатки древних боевых серпов сегодня найдены на раскопках южного Шаолиньского монастыря.
Но вот наступает иной этап — переход от слепого копирования к относительной самостоятельности от ушу. Почему относительной? Дело в том, что техника южного ушу навсегда закрепилась сначала в окинавских стилях, затем — проявилась в каратэ, поэтому о каратэ как о «чисто японском национальном виде борьбы» говорить, по крайней мере, несерьезно.
Постепенно на Окинаве вокруг крупных деревень складываются несколько школ кулачного искусства, о которых у нас еще будет подробный разговор: Сюри-тэ, Томари-тэ и Наха-тэ. Позже две первые школы — Сюри-тэ и Томари-тэ из-за близости своего технического арсенала объединились под общим названием Сe:ринрю (Направление Соснового леса), а Наха-тэ стало именоваться Сe:рэйрю (Направление Просветленного духа). Были еще десятки школ без названий, которые просто именовались «тэ» (рука) и которые так или иначе были связны с китайской боевой традицией.
В специальной литературе ошибочно повелось выделять три школы, сформировавшиеся к тому времени: Сюри-тэ, Томари-тэ, Наха-тэ. Но в реальности дело обстояло намного сложнее. Не существовало, да и не могло по логике народной культуры существовать трех четко оформившихся школ. Скажем, практически все жители Сюри, которые хотя бы немного были знакомы с боевыми искусствами, гордо заявляли, что они «занимаются Сюри-тэ». В их искренности трудно было усомниться, так как они действительно жили в поселке Сюри, а, следовательно, занимались «стилем из Сюри», то есть Сюри-тэ. А на самом деле даже под одним этим названием фигурировал, по крайней мере, десяток мелких и не очень мелких школ, да и просто временных групп тренирующихся.
В большинстве западных книг, посвященных каратэ мы встречаем сравнительно стройную версию: Сюри-тэ и Томари-тэ пошли от северных китайских стилей, Наха-тэ — от южных. Именно поэтому в Сюри-тэ мы встречаем сравнительно высокие стойки, а Наха-тэ — позиции низкие, что якобы присуще и соответствующим направлениям китайского ушу. Безусловно, версия стройная и изящная, ибо просто объясняет разницу в двух ветвях тодэ на Окинаве, а, следовательно, и появление различий между такими стилями как Сe:токан (пошедший от Сюри-тэ) и Годзюрю (пошедший от Наха-тэ). Еще раз повторю, версия стройная… но абсолютно неправдоподобная, нисколько не связанная с действительностью.
Прежде всего, само по себе разделение китайского ушу на северные и южные стили практически не имеет под собой исторической реальности, хотя такое обозначение «стили Юга» и стили Севера» действительно встречается в китайских источниках. Но это подразделение — лишь дань традиционному мировосприятию китайцев, которые испокон веков делили Поднебесную империю на Север и Юг, а, следовательно — на южную и северную культуру, между которыми шла своеобразная полемика. Подробнее об этой мифологизации в классификации стилей ушу читатель может прочесть в моей первой книге, посвященной истории китайских боевых искусств, и здесь вряд ли стоит повторяться — это проблема не для небольшого абзаца. Но кратко общую идею можно выразить так: в основе разделения китайских стилей на северные и южные (равно как и на «внешние» и «внутренние») лежат не различия в технике или методах тренировки, но исключительно традиционная психология китайцев. Более ничего.
Действительно, небольшие региональные различия в стилях ушу существуют, и специалист никогда не спутает стиль из южной провинции Гуандун со стилем из соседней провинции Фуцзянь. Но это различия не зависят от географического положения региона, а от десятков других факторов, — от чисто индивидуальных способностей мастеров, традиций школы и многого другого.
Из этого несложно сделать вывод — примитивное отнесение Сюри-тэ к северному направлению, а Наха-тэ к южному, нам ничего не дает. Больших технических различий между многочисленными окинавскими школами не существовало, но каждому наставнику приятно было чувствовать себя руководителем отдельной, независимой школы. Да и как еще объяснить отличие своей школы от школы соседа, который обучался у того же мастера, что и ты сам? Так рождались чисто формальные объяснения отличия одной школы от другой. Истинная же причина коренилась в психологической обособленности, которую преследует создание любой школы ушу, религиозной секты или подобной закрытой организации.
Школы с ее сакральным оттенком и с мастером-основателем как харизматическим лидером на Окинаве возникнуть еще не могло. Все на острове прекрасно знали, что исток боевых искусств лежит в Китае, оттуда исходит живительная мудрость, а, следовательно, и возводить в абсолют собственного «местного» наставника окинавцы не могли. К тому же сказывалась явная симпатия к Китаю в противовес неприятию всего японского. Окинава вообще представляла собой переходный тип культуры и психологии, и эта переходность, «пограничность» и отразилась в окинавских боевых искусствах.
Народная молва, фольклорная традиция не всегда реально доносит до нас ту ситуацию, которая царила еще каких-то пару столетий назад. Ведь человеческое сознание, особенно крайне мифологизированное, стремится к стройной схеме, точнее — к ее псевдостройности. А такая якобы стройная архитектоника создается за счет отбрасывания или нарочитого забывания каких-то ветвей, не укладывающихся в схему — так легче осмыслять ситуацию. Мифологическое сознание не волнует адекватность наших представлений о реальности, ибо реальность находиться в нас самих.
Поэтому странная версия о трех центральных школах окинавских боевых искусств, хотя, в общем-то, и связана каким-то образом с реалиями тогдашней ситуации, тем не менее, все же далека от действительности.
Школ, конечно же, было много больше, лишь по самым приблизительным подсчетам — несколько десятков. Школ разрозненных, без четкой структуры и методов преподавания, зачастую разваливавшихся вместе со смертью наставника. Старый китайский метод, который как бы скреплял школы изнутри на века — идея передачи святости и духовной традиции через каналы школы — уже умер. Он отошел в сторону, забылся, уступив место чисто внешней и прикладной части боевой традиции. А новый — идея национального единства, как это случилось в каратэ, — еще не был разработан.
Итак, многочисленные школы тодэ безболезненно жили рядом друг с другом и нередко пересекались между собой. Постепенно возникают и новые направления за счет слияния двух, а то и трех школ. Так формируется направление Сe:ринрю, которое включало в себя Томари-тэ и Сюри-тэ и в дальнейшем немало повлияло на формирование такого стиля каратэ как Сe:токан. Оно, кстати, сохранилось на Окинаве и по сей день, хотя заметно изменилось. Это название возникло в последней четверти ХIХ века и таило в себе одну хитрость. В дословном переводе оно обозначает «сосновый лес» — именно таким образом оно записывалось иероглифами. Но вот на слух его можно было перевести и как японское название знаменитого Шаолиньского монастыря (Шаолиньский монастырь по-японски звучит как «Сe:риндзи»). Нередко оно даже и записывалось именно так — «шаолиньская школа», хотя даже косвенного отношения к китайскому Шаолиню не имела. Но легендарная слава делала свое дело — кому же не хотелось возводить свой духовный род к прославленным монахам-бойцам, рассказы о которых на остров принесли сами китайцы! Когда, не без влияния Фунакоси, из терминологии каратэ стали вымарывать все «китайское», то единственным официальным написанием для Сe:ринрю стали иероглифы «сосна» и «лес», а не «маленький (молодой)» и «лес», как записывалось название Шаолиня. Справедливости ради стоит заметить, что сами мастера Сe:ринрю всегда считали «правильным» названием именно «сосновый лес».
Объединение школ Сюри-тэ и Томари-тэ происходит при жизни двух знаменитых мастеров-однофамильцев: Мацумура Короку (1829-1898) по стилю Томари-тэ и Мацумура Сокона (1809-1896) по стилю Сюри-тэ. Заметных различий между Томари-тэ и Сюри-тэ не было, да и быть не могло. Вспомним, что зачинатели этих направлений обучались практически в одних и тех же китайских уездах, школы развивались рядом друг с другом, использовали почти одинаковые ката для тренировки. Поэтому такое соединение школ (но отнюдь не полное слияние!) произошло довольно безболезненно и почти незаметно. Уже в начале нашего века многие бойцы, в частности, знаменитый Нагаминэ Сосин параллельно обучались Томари-тэ и Сюри-тэ, окончательно стирая грани между ними.
Итак, как видно, школы боевых искусств на Окинаве постепенно превращались в местную традицию. По-прежнему наиболее престижным считалось обучение у китайских наставников, хотя далеко не все они были настоящими мастерами.
Нужен был толчок для рождения чего-то принципиально нового. И если бы не события, произошедшие в 60-х гг. ХIХ столетия, связанные с реформами Мэйдзи и сломом многих традиций, эти боевые искусства так и остались бы весьма скромной частью локальной традиции Окинавы — не более чем забавным экспонатом в музее истории и этнографии, народной фольклорной традицией Окинавы.
Хигаонна — великий паломник в Китай
Паломничество в Китай окинавских последователей боевых искусств становятся не просто традицией, но необходимостью, ибо мастером на Окинаве мог считаться лишь тот, кто «почерпнул из источника» — у носителей ушу в Поднебесной империи. Кто-то из окинавцев проводил в Китае несколько месяцев, кто-то — несколько лет, что было достаточно тяжело — ведь в Китае надо было на что-то жить, а, следовательно, и работать. В условиях колоссальной традиционной бедности китайцев найти работу было нелегко, к тому же где-то надо было изыскивать средства на обучение — далеко не все китайские наставники преподавали приезжим бесплатно.
Пожалуй, дольше всех пробыл в Китае один из лучших окинавских мастеров, человек-легенда Канрио Хигаонна. Его имя также произносилось как Хигасиона или Хидзаона. Фигура странная и во многом загадочная, хотя его биография неплохо известна.
Он родился в Наха где-то между 1840-45 гг., а по некотором источникам — в 1852 году. Деревушка Наха, расположенная неподалеку от моря, издавна славилась своими отменными моряками и удачливыми рыбаками, практически все ее жители были так или иначе связаны с морем. И молодой Хигаонна с детства овладевает профессией моряка. Семья его была далеко не самой бедной, и по совершеннолетию отец дает Хигаонне часть своих средств, дабы тот открыл свое дело. Хигаонна без труда находит выгодное дело — он решает заняться торговлей китайским чаем, благо фуцзяньский чай славился не только на Окинаве, но и в Японии, где он рос довольно плохо. Хигаонна быстро сходится с китайскими производителями чая и вскоре становится одним из основных поставщиков на Окинаву знаменитого фуцзяньского чая «улунча».
Торговля шла довольно удачно, но тут Хигаонну стали преследовать неприятности — на морских путях объявились безжалостные морские пираты «вако». Среди «вако» были и японцы, выходцы с Окинавы, встречались и малайцы, но, конечно же, больше всего было китайцев. Этот морской народ сделал своей профессией грабеж кораблей, что курсировали между Фузянью и Окинавой. Кстати, до сих пор в этих водах встречаются пираты, которые вершат свои дела в Южно-китайском море, правда, уже на современных кораблях и катерах.
Корабль Хигаонны несколько раз становился жертвой таких пиратов — этой грустной судьбы не мог избежать ни один из торговцев. Однажды он был ограблен настолько серьезно, что потерял практически весь товар и оказался полностью разорен, к тому же самого Хигаонну в одно из нападений столь сильно избили, что его здоровье резко ухудшилось. Неужели придется бросить столь удачно начавшийся бизнес?
Трудно сказать, то ли нападения пиратов, то ли советы его знакомых подвинули Хигаонну заняться китайским ушу, но так или иначе он поселяется в Фуцзяни и все оставшиеся деньги тратит на обучение ушу. Он использует свои старые связи через чаеторговцев, к тому же Хигаонна за время своего бизнеса неплохо выучил китайский язык. Через некоторое время чайный бизнес стал казаться Хигаонне чем-то далеким, чуждым и несерьезным, недостойным истинно благородного мужа — ведь он открыл в этой жизни через боевые искусства вещи куда более высокие ценности. Занятия ушу полностью изменяют его мировоззрение. И вот некогда немного суетливый, как и положено всякому восточному торговцу, Хигаонна превращается в спокойного и уверенным в своих силах человека, услужливого и вежливого со всеми людьми. Он становится настоящим мастером боевых искусств. Его учителями было несколько человек. Сначала Хигаонна обучался у мастера Вай Шэньцзана, чуть позже у некого Лю, предположительно по стилю люцзяцюань — «стиль семьи Лю». Этот стиль родился среди тайных обществ провинции Гуандун, а чуть позже пришел в Фуцзянь. Отличался он большим количеством ударов руками, все атаки выполнялись так, что боец находился все время боком к противнику. Немало было мощных ударов предплечьями наотмашь, что требовало включения в удар всего корпуса и немалой физической силы. Для развития особого типа «внутреннего усилия» в стиле была разработана сложная система дыхательных упражнений, в том числе и сонорных — то есть когда выдох делается с голосовым возгласом на определенной тональности.
Почти десять лет обучался Хигаонна в Фуцзяни, а затем отправился в странствия по Китаю. Китайцы были поражены его знаниями ушу — мало кто допускал, что «окинавский варвар» был способен столь мастерски овладеть национальным китайским искусством. К тому же Хигаонна оказался посвящен в ряд секретных тренировочных методик и практически стал носителем истинной традиции нескольких закрытых китайских школ. Китайцам пришлось признать его за «своего», а в Фуцзяни он даже получил особое «мастерское» имя — «Тона с островов Рюкю». Но знаком высшего признания стало то, что в фуцзяньской школе Хигаонна становится старшим инструктором, фактически первым помощником мастера, которому было доверено самостоятельно проводить тренировки и посвящения учеников — случай редчайший за всю тысячелетнюю историю существования ушу!
На берег родной Окинавы Хигаонна сходит почти через двадцать лет своего отсутствия. В ту пору ему перевалило за тридцать пять лет. Еще с детства он выделялся высоким ростом и мощным телосложением, а посвящение в боевые искусства сделало его имя уже при жизни предметом многих историй и забавных анекдотов, которые пересказывали местные жители.
Не трудно догадаться, что Хигаонна решил навсегда расстаться с торговлей и посвятить все свое время преподаванию тодэ. Примечательно, что в Китае существовал важный принцип, входивший в состав принципов «боевой морали» (кит. удэ, яп. боку) — «торговцам не преподавай». Это означало, что те, кто занимаются торговлей, а значит по роду своей деятельности обязаны хитрить и юлить, полное знание боевых искусств не должно передаваться, к тому же никто не гарантирован, что торговец не превратит ушу в предмет купли-продажи. Хотя в Японии такого принципа строго не придерживались, но Хигаонна по психологии своего преподавания превратился в полноценного «китайца».
Открыв свою первую школу, он ввел в ней такую строгую, воистину китайскую дисциплину и жесткие тренировки, что добрая половина учеников тут же покинула его. Хигаонна отнесся к этому боле чем спокойно, придерживаясь все того же китайского принципа: «Лишь у строгого учителя — хороший ученик».
Кстати, он был одним из немногих окинавских инструкторов, кто имел официальное, хотя и неписаное разрешение от китайского мастера на открытие своей самостоятельной школы. Большинство окинавских мастеров после посещения Китая таких разрешений не получило и в определенной степени считались «раскольниками» и нарушителями правил «хорошего тона» в боевых искусствах. Связь с живой традицией они потеряли навсегда. А вот в направлении Хигаонны долгое время сохранялись практически все принципы закрытой китайской традиции ушу, в том числе много медитативных и дыхательных упражнений, сложные методы тренировки и хитроумные способы направления внутренней энергии в удар. Отголоски этих закрытых методов мы сегодня можем встретить в тех стилях каратэ, которые вышли из школы Хигаонны — Годзюрю и Уэтирю.
Школа Хигаонны не имела никакого самоназвания, сам он об этом мало заботился, так как большинство китайских школ могли также никак не называться. Местные жители называли ее Наха-тэ — «стиль из деревни Наха», где и жил Хигаонна. Несколько позже, уже после смерти мастера школа обрела еще одно, параллельное самоназвание — Сe:рэйрю или «Направление просветленного духа». Тем самым эта школа стала резко противопоставляться направлению Сe:ринрю, то есть Сюри-тэ и Томари-тэ, которыми в то время фактически руководил Итосу Анко. Правда, это противопоставление шло не по линии явных технических различий или комплексов — ведь все окинавские патриархи этих стилей учились практически в одних и тех же уездах Китая, — но чисто психологически. Каждое направления считало себя «внутренним», а, следовательно, и «истинным», причисляя своих оппонентов к «внешним» и «имитаторам истинной традиции». Обращу внимание на эту деталь — никаких явных различий в техническом арсенале между окинавскими направлениями не существовало.
Школа Хигаонны вызывала удивление многих окинавских поклонников боевых искусств. Вместо многочасовой отработки ударов, сотен повторений блоков и уходов, здесь царил дух спокойной медитации.
В Китае Хигаонна изучает комплекс упражнений, который позже станет «визитной карточкой» целого ряда стилей каратэ, особенно в области управления сознанием и внутренней энергией «ки». Он встречается не только в его направлении Наха-тэ, но и в стилях Годзюрю и Уэтирю. Это знаменитое ката Сантин. В Китае этот комплекс назывался «сань тин» — «три шага вперед» или «три атаки», так как выполнялся по схеме «три шага вперед — разворот — три шага назад». Происходил он из школ ушу провинции Путянь и в трансформированном виде его можно встретить в этих местах и по сей день.
Людям, привыкшим к резким и стремительным движениям в каратэ и ушу, этот комплекс мог бы показаться необычным и совсем «не боевым». Прежде всего, в своем первоначальном виде он состоял всего лишь из двух повторяющихся движений — прямой удар рукой и блок предплечьем изнури наружу (ути-укэ), выполняемых с передвижениями в разные стороны. Чуть позже уже во времена Хигаонны в ката Сантин вошло еще несколько движений, но изначально присущая ему простота осталась.
Суть комплекса состоит в резком чередовании абсолютного расслабления и абсолютного напряжения. Соответственно в Сантин используется два типа дыхания — обычное или расслабленное (дзюсоку) и напряженное (тайсоку), причем как выдох, так и вдох выполняются при полном мышечном и ментальном напряжении. Через столетие мы встретим эти типы дыхания и принципы во многих стилях каратэ — Годзюрю, Кe:кусинкай. Так на Окинаве постепенно закладывался фундамент каратэ.
Не сложно заметить, что по своему характеру школа Хигаонны, названная Наха-тэ, была чисто «китайской». В сущности, сам Хигаонна и не утверждал, что создал собственный стиль, он лишь преподавал компиляцию из фузяньских школ китайского ушу. Но параллельно с этим на Окинаве уже существовали школы, мастера которых уже могли позволить себе оторваться от китайской боевой традиции.

Автор материала: А.Маслов