Во время Второй мировой войны деятельность Сe:токана замирает, старейшие ученики (сэмпаи) или прямые последователи патриарха каратэ (дзики-дэси) отходят от активных занятий, многие попадают в армию, а сам Фунакоси стремительно утрачивает свое влияние в высоких кругах. Постигает его и немалое разочарование, когда он узнает, что японским солдатам в армии преподают дзюдо, а не каратэ, считая именно его «истинным выразителем национального духа Ямато». Это был удар — все усилия по пропаганде национальной сути каратэ пошли прахом. Фунакоси, вероятно, делал ставку именно на войну, на милитаризацию социальных отношений, когда все национальное, и в особенности боевые искусства, котируются значительно выше, чем в мирное время. И эта пропаганда дзюдо, а не каратэ, стала еще одним жестоким ударом по самолюбию Фунакоси.
Стоит обратить на то, что Фунакоси отнюдь не рассчитывал на каратэ как на вид спорта и вряд ли когда-либо задумывался над тем, что его детище может выйти на подмостки соревнований, тем более на то, что на татами сойдутся не японцы, но иностранцы. Для него это было дико и неприемлемо. Каратэ — это выразитель национального духа через боевое искусство, это сублимированная сущность японского ритуала, но никак не спорт. Не трудно представить разочарование и горечь «отца каратэ», когда он в конце жизни осознал, что его детище развивается совсем не в том направлении, как он хотел. Долгое время он никак не хотел понять — и это видно в случае с Оцукой — что отец уже не властен над своим дитя, каратэ стало развиваться по своим законам. Итак, в «исключительно японское искусство» к 40-м гг. его превратить еще не удалось.
Как не стремился Фунакоси к «японизации» каратэ, как не менял названия и одежды, все же он не успел окончательно внедрить в головы власть предержащих мысль о «японском духе каратэ». К тому же окинавское прошлое Фунакоси, равно как и других мастеров каратэ с острова, несколько смущало тайную полицию, появились даже слухи о том, что Фунакоси поддерживает активные связи с китайцами и является едва ли не шпионом. Еще более активно такие слухи ходили и о других великих окинавцах Мабуни Кэнва, Мияги Тe:дзуне, но позже все это оказалось не более чем наветами завистников. Но, увы, ситуацию это не улучшило.
Удар следует за ударом: теперь во время одного из авианалетов американской бомбой оказались разрушенными штаб-квартира и центральный зал Сe:токан. Погибают многие архивы, записи Фунакоси и самое главное — тот замечательный зал, самый красивый из залов каратэ, которым так гордился стареющий мэтр. Но и это оказалось не все — от туберкулеза умирает его сын и первый помощник E:ситака. Фунакоси теряет блестящего методиста — ведь E:ситака воплощал в определенной мере реформаторское крыло в Сe:токане, именно он вводил в арсенал новые удары и комплексы, умело дополняя традицию, не разрушая ее сути.
Фунакоси старается наладить тренировки в любых пригодных помещениях, но не может собрать своих старых учеников, а ему самому уже не полагалось тренировать по статусу. Он угнетен, но не теряет надежды сохранить Сe:токана и как организацию и как духовное единство учеников и мастеров. Его статус иэмото — духовного руководителя школы дает ему надежду на это. Но традиции каратэ были тогда еще слишком слабы, да и само это духовное единство не успело сформироваться — ведь Сe:токану в ту пору было лишь около пятнадцати лет. Увы, срок оказался слишком небольшим, чтобы создать ту мощь передачи традиции, которая существовала на Окинаве, а до этого и в Китае. И Фунакоси — сам живое воплощение традиции — прекрасно отдает себе отчет в этом.
Тут появляется еще один повод для беспокойства — железному традиционалисту Фунакоси, который ежедневно ставил благовонные свечи перед табличкой с именами своих родителей, стало невозможно посещать Окинаву и могилы предков. Шла война, проливы зачастую бомбились, да и сами японские власти не поощряли поездок на Окинаву — слишком близок к Окинаве был Китай, который находился в состоянии войны с Японией. Не мог Фунакоси и видеться со своей женой, которая наотрез отказалась покидать родные места и могилы родителей — столь велика была сила традиции. Правда, до начала войны он сам не особенно стремился на Окинаву, но теперь ему стало казаться, что злая судьба решила оставить его совсем в одиночестве.
Наконец, война окончилась, и Япония постепенно приходила в себя. Фунакоси хотел посетить Окинаву, но и теперь это было не возможно — ее прочно удерживали американцы. Более того, по приказу командующего оккупационными американскими войсками Мак Артура многие жители Окинавы были переселены в Японию, и вместе с ними приезжает и жена Фунакоси. Уже пожилая супружеская пара, наконец, после 25-летней разлуки воссоединилась и поселилась в городке Оита на острове Кюсю, но, увы, семейному счастью суждено было длиться недолго — осенью 1947 г. жена Фунакоси умирает. Рассказывают, что Фунакоси после этого не говорил несколько дней и почти не принимал пищу: не видеть столько лет жену, столь сильно стремиться к ней — и потерять так скоро! Вероятно, он чувствовал в ее безвременной кончине немалую часть и своей вины: ведь он покинул Окинаву, прах своих предков и жену ради того, чтобы пропагандировать каратэ в Японии, частично ради великой идеи воссоздания самурайского духа, частично в угоду своим амбициям. Да и жизнь вдали от семьи по своей воле в Японии считалось нарушением традиций. Вероятно, жена Фунакоси не разделяла до конца того чувства энтузиазма, которое обуревало ее мужа, поэтому и не присоединилась к нему, избрав почитание усопших родителей следованию не всегда понятным стремлениям мастера каратэ. Действительно, Фунакоси остается весьма противоречивой фигурой: досконально соблюдать все ритуалы, быть щепетильным порой ради мельчайшего жеста — и покинуть жену с детьми ради лишь одной призрачной идеи.
Прах жены Фунакоси перевозит в Токио, где хоронит рядом с могилой сына. Ему уже пора подвести итог прожитому. «Отцу каратэ» в ту пору уже было под восемьдесят лет — возраст весьма уважаемый в Японии, да и вообще на Востоке, не случайно великий Конфуций считал, что лишь в семьдесят лет он, наконец, «стал следовать желаниям своего сердца и не нарушал ритуала». Но чего добился Фунакоси Гитин? Он создал фактически новую систему боевых искусств — каратэ, и, кажется, никто не собирается оспаривать его первенство. Он стал известен как один из величайших мастеров, про его «железный удар и стальной блок» ходили легенды, а ученики находились под таким влиянием его славы и мифов, что не решались с ним спарринговаться, даже когда он сам приглашал их. Но где эти ученики? Где славный Сe:токан? Все разрушено войной, многие талантливые последователи погибли, другие — разъехались и связь с ними потерялась. Умерли самые близкие Фунакоси люди — жена и сын. Выходцы с Окинавы, хотя и молчат по поводу Фунакоси как «отца каратэ», но прекрасно знают истинную историю становления искусства «пустой руки», помнят и о чисто конъюнктурной замене иероглифов с «тодэ» на «каратэ». Остались еще те люди, которые могут припомнить достаточно сложные отношения между Фунакоси и его окинавскими учителями в последний период их жизни. Да и отношения с нынешними окинавскими мастерами, которые до войны открыли свои школы каратэ, оказались весьма натянутыми, и в их кругах Фунакоси, столь щепетильно следивший за соблюдением древних церемониалов, обвинялся ни в чем ином, как в грубом попрании традиции!
Активно муссировались слухи и даже демонстрировались какие-то документы, из которых следовало, что Фунакоси Гитин приложил руку к неким письмам, в которых окинавские мастера обвинялись в явных симпатиях к китайцам. Это вызвало весьма активные действия на острове со стороны японской контрразведки и ряд окинавских мастеров был репрессирован, а некоторые пропали без вести.
Другой бы человек посчитал это за крах своих идеалов, всего того, чему он посвятил свою жизнь, ради чего пожертвовал семьей и многими традициями (хотя сам считал, естественно, иначе). Но Фунакоси Гитин действительно был великим воином и внутренне могучим человеком, чья сила духа была просто поразительна. Он не может уйти из жизни, не выполнив свою миссию, не принеся людям своего создания — каратэ.
И вот уже сильно постаревший (82 года!), но по-прежнему крепкий Фунакоси Гитин, признанный мэтр каратэ, решает вновь лично начать преподавание. Многие были поражены — разве подобает человеку в таком возрасте, к тому же обладающему самыми высочайшими степенями в каратэ самому объяснять ученикам элементарные вещи. Но Фунакоси это не смущает — у него просто нет другого выхода. Он прекрасно понимает, что жизнью ему отпущено не столь много лет, и он должен пройти свой путь — путь воина и философа — до конца, чего бы это не стоило. И он вновь, как в прежние годы, сам входит в качестве инструктора в два додзe: в университетах Кэйо и Васэда, в которых когда-то начинал преподавать каратэ в Японии.
Напомню, что преподавание боевых искусств после разгрома Японии и вступлении сюда войск Мак Артура было запрещено. Лишь начиная с 1948 года эти запреты сначала были ослаблены, а затем окончательно сняты. Кстати, первым сняли запрет с каратэ, что, как ни странно, вызывало у Фунакоси довольно противоречивые чувства. Дзюдо и кэндо были еще запрещены, так как считались чисто национальными видами единоборств, пропагандирующими японский (читай — «милитаристский») дух. Значит каратэ — не «японское национальное искусство»? Еще одна горькая пилюля «отцу каратэ»… Видимо, американцы не уделяли каратэ столь пристального внимания. По сравнению с дзюдо оно было известно значительно меньше, а если честно говорить — иностранцы о нем практически ничего не знали и значения ему не придавали. Кстати, каратэ специально никто не запрещал, в «запретительные списки» оно не попало. Но в этих противоречиях Фунакоси было разбираться недосуг, самое главное — он может свободно преподавать каратэ.
Одновременно с Фунакоси в разных городах начинают преподавание его ученики, причем открывают свои группы абсолютно самостоятельно без разрешения патриарха, как того предписывала традиция. Многие из них были не прочь назвать себя прямыми последователями «отца каратэ», но непосредственной помощи стареющему Фунакоси оказывать не торопились. Та ритуальная сущность, тот оттенок глубокой духовности, который Фунакоси стремился придать своему детищу, уже практически полностью отсутствуют в новом каратэ. Послевоенный этап стал эпохой перелома традиции, Сe:токан практически раскалывается на массу клубов и групп. Технический арсенал, когда-то заложенный Гитином и E:ситакой Фунакоси, теперь разрабатывался и развивался совсем другими людьми, которые, в нарушении многих запретов патриарха, привносили много технических новшеств, делая стиль значительно эффективнее. Как ни странно стареющий и уже не столь активный Фунакоси оказался всем выгоден, так как, с одной стороны, было престижно возводить рождение каратэ к такому легендарному человеку, а с другой стороны, с ним почти не считались. Но, кстати, именно поэтому столь активно раздувались мифы вокруг личности старого патриарха — новым наставникам Сe:токана нужен был уже не человек, а легенда.
Великий мастер понимал, что по сути утратил контроль над Сe:токаном и особенно — над внутренней ритуальной сущностью каратэ, которую столь упорно пропагандировал. Иначе как трагедией это назвать не возможно — трагедией нравственной, глубоко личностной и одновременно как бы символизирующей всю трагедию Японии той эпохи. Живая нить духовной традиции древности и высокой эстетики самурайского миропереживания разбилась о модернизацию нравов и отношений. Каратэ как явление духовной культуры, о котором мечтал Фунакоси, умерло, едва успев родиться. Ученики, которым он так доверял и которым отдавал остатки своих сил, не переставая выказывать ему дань уважения, начинали самостоятельное преподавание, и великий мастер понимал, насколько поверхностно, насколько механически они трактуют ритуальную суть каратэ. Для них это просто выполнение движений — все эти поклоны, сидячая медитация перед тренировкой (мокусо), даже многие ката. Но поделать он уже ничего не мог.
Он часто приходил в залы, где преподавался его стиль, в том числе и в новое, едва отстроенное здание Сe:токана. И даже этими редкими визитами многие пользовались из чисто коньюнктурных соображений: после смерти Фунакоси многие каратисты утверждали, что получали личные наставления от патриарха, т.е. являлись его прямыми наследниками (дзики-дэси), хотя в реальности едва ли он к ним даже подходил. В сущности, сам Фунакоси Гитин всеми рассматривался как духовный лидер всего направления каратэ — иэмото, а спор шел вокруг того, кто является его прямым учеником (дзики-дэси), а кто — учеником его прямых учеником в первом или втором поколении (маго дэси или мата маго-дэси). Строя свою школу, Фунакоси четко воспроизвел традиционную японскую систему наследования секретов мастерства «иэмото сэйдо», и теперь тот, кто сумел бы доказать свой статус «личного ученика» получал моральное право на лидирующий пост в структуре Сe:токан.
И все же чисто нравственное влияние Фунакоси было огромно, хотя в активной деятельности участия он уже не принимал. В 1949 г. завершается послевоенное возрождение каратэ, а фактически — становление нового подхода к каратэ как к физическому воспитанию, постепенно ориентирующемуся на спорт. В этом же году была создана Всеяпонская Ассоциация Каратэ (ВАК, JKA). Само название этой Ассоциации весьма показательно — по сути она объединяло не все каратэ, а лишь Сe:токан, в то время как в Японии активно действовали стили Годзюрю, Ситорю. Но Фунакоси по-прежнему считал, что лишь он имеет право монопольно распоряжаться каратэ, и то, что он преподает — и есть настоящее каратэ. Ассоциацию, горделиво претендующую на всеобъемлимость, возглавили старшие ученики Фунакоси. Так сэмпай Фунакоси Обата был выбран Президентом ВАК, а самому «отцу каратэ» была предназначена весьма почетная, но малозначащая должность «почетного наставника». Фактически патриарх был отстранен от руководства развитием каратэ.
Многим его взгляды казались ретроградными и не соответствующими современному дню, а сам он в глазах молодого поколения представлялся, по крайне мере, странным со своим непробиваемым традиционализмом. Официальные биографии Фунакоси, конечно же, не любят говорить об этом, однако некоторые его ближайшие ученики, которые живо воспринимали трагедию своего учителя, порой приоткрывают нам завесу молчания над этим периодом. Так, например, один из его самых верных последователей Хирониси Гэнсин упоминает, что для молодых каратистов Фунакоси представлялся каким-то экзотическим остатком глубокого прошлого лишь из-за того, что строго следовал всем классическим предписаниям жизни, регулярно совершал все ритуалы как у себя дома, так и в додзe:. К тому же он по-прежнему весьма скептически относился к спаррингам, требовал от наставников больше внимания уделять духовной проповеди, пытался разъяснить суть досконального соблюдения всех древних ритуалов в каратэ.
Откуда такой надлом в передачи каратэ? Почему великий и абсолютно самоотверженный учитель оказывается столь одинок, столь не понят в конце своего пути? Но попробуем вспомнить — а чему обучался сам Фунакоси? Ведь стилем Сe:токан он не занимался и сам учился совсем другому — тодэ. А на этом боевом искусстве, сколь аморфно в техническом плане оно бы не было, лежал явный отпечаток китайской духовной традиции — традиции интимной передачи истины от учителя к ученику. Да и сам духовный климат Окинавы, очень близкий к народной мистической традиции южного Китая, способствовал ритуальному осмыслению боевых искусств. Там они в полной мере сочетали в себе и боевые и духовные аспекты, и, не обладая никакой особой философией (подчеркнем это — никакой отдельной «философии каратэ» не существует), окинавское тодэ могло воспитывать полноценных Воинов в самом высоком смысле этого слова. Но Окинава — это уже не тоже самое, что тысячелетняя китайская духовная традиция, а о послевоенной Японии не приходится и говорить!
Все это значит, что Фунакоси, создав практически новый стиль — не он ли так активно говорил о каратэ как о чем-то принципиально новом? — целиком оторвался от древних корней. А лишь эти корни могли обеспечить ему полноту духовной передачи, как это было в Китае и частично на Окинаве. Взяв из тодэ арсенал приемов, Фунакоси надеялся, что вместе с ним в каратэ перекочует и сам внутренний климат, сама метафизическая глубина боевого искусства. Но, увы, нить оборвалась, оказалось, что замена одного иероглифа в названии «каратэ» превратилась в нечто большее, чем стилистическую коррекцию слова. А своя духовная традиция в каратэ еще не успела ни сформироваться, ни тем более закрепиться, поэтому каратэ постепенно становилось слепком с японской культуры — именно слепком, а не живым отображением: сложные ритуалы, утонченность в общении, благородные рассуждения. Фунакоси пожинал плоды своих ошибок и, вероятно, понимал это. Переступив через своих учителей, Фунакоси Гитин сам расставил себе ловушку.
Наконец, завершается строительство нового здания Сe:токана. Располагалось оно недалеко от дзюдоистского Кодокана в квартале E:цуя в Суйдобаси. Фунакоси неоднократно посещает его, ему выказывают всяческое внимание, но с его мнением мало считаются. Как-то Фунакоси выступил со специальной лекцией перед ведущими сэнсэями и сэмпаями Сe:токана, пытаясь убедить их в неправомочности официального введения свободных поединков в программу Сe:токана. Фунакоси даже готов был пойти на дзю-кумитэ как на вспомогательный тренировочный метод, в то время как, считал он, настоящие каратисты должны быть нацелены на реальный поединок и не забывать принцип «убить одним ударом». Какой может быть свободный поединок между последователями одной школы каратэ, когда целью является, с одной стороны, физическое и духовное совершенствование, а с другой — всего лишь один мощный удар-атэми, который должен решить исход любого поединка?! Не стоит забывать, что цель всякого удара — смерть, и это естественное продолжение всякого боевого искусства.
Патриарха слушали внимательно и не возражали. Зато в 1951 г. дзю-кумитэ по решению руководства ВАК было официально введено в программу обучения Сe:токан и стало каноном.
Да и Сe:токан как единая организация начинает давать трещину, в руководстве ВАК постоянно идет незаметная, но явственная ощутимая борьба за высшие должности. Уже несколько лет как ВАК начало рассылать инструкторов по всему миру, пропагандируя каратэ и получая с этого немалую прибыль. Именно тогда, в середине 50-х гг. мир узнал об удивительном японском искусстве, которое говоря словами Фунакоси, «предназначено для воспитания духа, нравственности и силы». Инструктора Сe:токана, которые выезжали сначала во Францию и США, а потом и в другие страны мира, подчинялись ВАК и должны были отчислять в эту организацию, часть средств от своих поступлений. Кстати, многие из этих инструкторов не стеснялись называть себя «прямыми учениками Фунакоси», хотя имена большинства из них великий мастер даже не знал.
Популярность и большие денежные средства разрушают ВАК изнутри. В 1954 г. сам Обата — президент ВАК покидает эту организацию и создает свое направление каратэ, объявив, что решил вернуться к изначальной традиции Фунакоси. Уходят и другие ведущие инструктора, многие из них уезжают за рубеж и создают независимые от ВАК школы.
А что Фунакоси? Патриарх уже не участвовал во всех этих дрязгах и коммерциализации каратэ. Ему было больно смотреть, во что вырождается его детище, которому он пожертвовал все, что у него было. Вплоть до конца своей жизни он считал, что истинное каратэ должно развивать душу человека, выявлять в человеке повседневном человека-Воина, человека Традиции и Истины. Как далеки от его идеалов оказались многочисленные соревнования и борьба за лидерство в каратэ! Но слишком поздно понимает Фунакоси свои ошибки.
Автор материала: А.Маслов